Видишь ли человеку иногда полезно взять себя за хохол да выдернуть себя вон

Анализ произведений. Характеристика героев. Материалы для сочинений

Роман «Отцы и дети» Тургенева — одно из самых известных произведений русской литературы XIX века.

«. Русский мужик бога слопает. » (Евгений Базаров)

«. Важно то, что дважды два четыре, а остальное все пустяки. «

«. Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник. «

«. мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке. «

«. От копеечной свечи, вы знаете, Москва сгорела. «

«. Нечего мешкать; мешкают одни дураки – да умники. «

«. я уже в клинике заметил: кто злится на свою боль – тот непременно ее победит. «

«. Чему помочь нельзя, о том и говорить стыдно. «

«. настоящий человек тот, о котором думать нечего, а которого надобно слушаться или ненавидеть. «

«. родственное чувство. . оно очень упорно держится в людях. От всего готов отказаться человек, со всяким предрассудком расстанется; но сознаться, что, например, брат, который чужие платки крадет, вор, – это свыше его сил. «

«. Русский мужик – это тот самый таинственный незнакомец, о котором некогда так много толковала госпожа Ратклифф. Кто его поймет? Он сам себя не понимает. «

«. вот что значит с феодалами пожить. Сам в феодалы попадешь и в рыцарских турнирах участвовать будешь. «

«. человеку иногда полезно взять себя за хохол да выдернуть себя вон, как редьку из гряды. «

«. я препакостно себя чувствую, точно начитался писем Гоголя к калужской губернаторше. «

«. Не может женщина не хитрить. «

«..в чемодане оказалось пустое место, и я кладу туда сено; так и в жизненном нашем чемодане; чем бы его ни набили, лишь бы пустоты не было. «

«. Удивительное дело, как человек еще верит в слова. Скажут ему, например, дурака и не прибьют, он опечалится; назовут его умницей и денег ему не дадут – он почувствует удовольствие. «

«. Старая штука смерть, а каждому внове. «

«. Меня вы забудете. мертвый живому не товарищ. «

«. без чувства собственного достоинства, без уважения к самому себе, – а в аристократе эти чувства развиты, – нет никакого прочного основания. . общественному зданию. » (Павел Петрович Кирсанов)

«. Личность. . вот главное; человеческая личность должна быть крепка, как скала, ибо на ней все строится. «

«. аристократизм – принсип, а без принсипов жить в наше время могут одни безнравственные или пустые люди. «

«. Нет, русский народ не такой, каким вы его воображаете. Он свято чтит предания, он – патриархальный, он не может жить без веры. «

«. станем исполнять наш долг; и посмотри, мы еще и счастье получим в придачу. «

«. Время (дело известное) летит иногда птицей, иногда ползет червяком; но человеку бывает особенно хорошо тогда, когда он даже не замечает – скоро ли, тихо ли оно проходит. » (автор)

«. Появление пошлости бывает часто полезно в жизни: оно ослабляет слишком высоко настроенные струны, отрезвляет самоуверенные или самозабывчивые чувства, напоминая им свое близкое родство с ними. «

«. начал толстеть, как толстеет всякий русский человек, попавший на «вольные хлеба». «

«. про себя подивился живучести старых чувств в человеке. «

«. Так люди на пароходе, в море, разговаривают и смеются беззаботно, ни дать ни взять, как на твердой земле; но случись малейшая остановка, появись малейший признак чего-нибудь необычайного, и тотчас же на всех лицах выступит выражение особенной тревоги, свидетельствующее о постоянном сознании постоянной опасности. »


Цитаты других героев

«. для человека мыслящего нет захолустья. » (Василий Иванович Базаров, отец Евгения)

«. в чувстве человека, который знает и говорит, что он беден, должно быть что-то особенное, какое-то своего рода тщеславие. » (Аркадий Кирсанов)

«. Вы все отрицаете, или, выражаясь точнее, вы все разрушаете… Да ведь надобно же и строить. » (Николай Петрович Кирсанов)

Это были цитаты из романа «Отцы и дети» Тургенева: интересные высказывания Евгения Базарова, братьев Кирсановых и других персонажей.

источник

Замечали ли вы, как сильно отличаются мнения разных людей об одном и том же? Об одном и том же фильме. Об одной и той же книге, событии?

Шумно пройдет премьера в кинотеатрах и тут же в социальных сетях начинается обсуждение: восторги и разочарования, оценки и открытия. Картина одна и та же, а впечатления у всех разные.

А еще случаются разные впечатления, если вы смотрите картину не один, а, например, с ребенком, или друзьями, с мужем или женой. Такое ощущение, что несколько разных фильмов посмотрели, несколько разных книг прочитали.

Вот и выходит, что все мы очкарики. В разных оправах.

Ой, нравится мне эта метафора 🙂

У каждого из нас разный жизненный опыт, разные истории жизни, разные взгляды и представления.

У каждого из нас разные роли. Я мама. Я и дочь. Я и женщина. Я и консультант. Я и коуч. Я и общественный деятель. Я и тренер. еще сорок восемь ролей.

И к каждой роли у меня есть свои очки.

Очки, чьи линзы, собирая весь мой опыт этой роли, преломляют любую информацию. Дают радугу впечатлений. Весь диапазон.

По моим наблюдениям, есть два вида очков: реальные и виртуальные.

Реальные очки — это наш с вами реальный опыт, прожитое.

Мне, положим, не надо представлять себя матерью — дочь рядом.

А виртуальные очки — это очки, надевая которые, мы попадаем в вымышленный мир. Как при просмотре 3D-фильмов. Мы ведь никогда не встречали динозавров. И не спускались в сердце вулкана. Не были пиратами в бушующем океане.

Виртуальные очки — это как «если бы я был, например, президентом».

Они, конечно, действуют чуть слабее реального аналога. И, тем не менее, есть ситуации, когда и они будут вам полезны.

• Очки позволяют мне четко переключаться из одной роли в другую. И я могу общаться со своей дочерью и как заботливая мать, и как друг, и как профессионал. Только успевай очки менять. И тогда моя реакция на одну и ту же ситуацию может быть диаметрально противоположной. Кстати, мы так и общаемся: «Мам, скажи, как мама, чтобы ты в этой ситуации сделала? А теперь, как подруга?». Истина, как всегда, где-то посередине. И увидеть ее помогают очки.

• Очки позволяют видеть, из какой роли, ситуации с вами общается другой человек. Иногда нам трудно найти общий язык только потому, что один собеседник живет только в один очках, и даже не догадывается, сколько еще есть вариантов поведения в этой ситуации, взглядов на этот вопрос, мнений.

• Очки дают возможность быть богатым. Впечатлениями, эмоциями, ощущениями. Потому что только от нас с вами зависит, через какое количество и качество линз мы смотрим на свою жизнь.

• Очки и богатство ассортимента этого аксессуара здорово экономят время. Читая одну и ту же книгу и периодически меняя одну оправу на другую, можно обогатить себя разного.

Перечитывая, к примеру, Тургенева «Отцы и дети» вместе с дочерью, я удивилась, как по-другому заиграли диалоги, мысли и ценности героев:

«Видишь ли, человеку иногда полезно взять себя за хохол да выдернуть себя вон, как редьку из гряды; это я совершил на днях. Но мне захотелось взглянуть еще раз на то, с чем я расстался, на ту гряду, где я сидел». Интересно, кто первый решил вытягивать себя за волосы? Базаров или Мюнхаузен?

Читая «45 татуировок менеджера», находишь интересные фишки для воспитания детей. Стоит только вовремя очки сменить. Приглядитесь!

• Зная свой персональный арсенал очков, можно подумать и о том, каких еще взглядов мне не хватает? И, примерить. мужские очки! Просто чтобы понять, как на эту ситуацию смотрит другой человек. Или очки учителя. Очки своего руководителя. Очки коллеги по работе. Вот вам и применение виртуальных очков!

• А еще, мне кажется, было бы здорово в своей личной оптике иметь лупу. Чтобы какие-то моменты жизни изучить вблизи, пристально вглядываясь в детали. Мы же сами выбираем свои очки: что-то нам важно рассмотреть поближе, что-то — с расстояния.

Мне искренне жаль людей, всю жизнь проживших в одних очках. Он руководитель и на работе, и дома. И с женой, и с детьми. С друзьями и родителями. Одни очки на все случаи жизни. Пусть будет у вас личная оптика строгих и шутливых, стильных и забавных, сверхточных и радужных очков.

источник

Читал я эту книгу в школе. Из самых ярких воспоминаний были лишь несколько сцен — как странный парень собирает и режет лягушек. И как он же спорит с местными аристократами, доказывая всю никчемность их существования и строя в целом.

Решив недавно освежить память, я взял томик в библиотеке, и слегка пригубился к отечественной классике, которую, если верить многочисленным аннотациям и обзорам, необходимо знать и читать для понимания нашего прошлого и будущего.

Не могу сказать, что я проникся духом произведения, хотя к слогу Ивана Сергеевича придираться может разве что только необразованный дикарь, для которого книга это бумага со странными символами, в которую люди смотрят часами и получает непонятное удовольствие. От чего спрашивается? Моя не понимать.

Но вот с попытками автора «проанализировать новое поколение борцов за справедливость и равенство во всем мире» я не согласен. Причем категорически. Но осуждать его я не буду.Во время написания романа идеи только начинали бурлить и набирать вес. Человек наблюдал и записывал то, что происходило именно в его время имперской России, в которой, как тогда казалось, ничто не может измениться.

Я же сужу со своей колокольни как потомок людей, которые так и не смогли построить коммунизм во всем мире и забросили эту идею как утопию. Мы находимся в разных временных эпохах, и точек соприкосновения у нас просто нет.

Поэтому буду рассуждать исключительно в контексте этого произведения, не выходя за обозначенные писателем рамки.

Серия: Азбука-Классика. Школьная библиотека

Аннотация к книге «Отцы и дети»

«Отцы и дети» — самый знаменитый роман И.С.Тургенева, замысел которого возник в августе 1860 года. Тургенев пытался осмыслить характер «новых людей» — героев новой эпохи в жизни России. В феврале 1862 года роман был опубликован, и читатели познакомились с Евгением Базаровым — разночинцем и проповедником «нигилизма», чей образ сразу вызвал острые споры и среди критиков, и среди читателей. Так кто же он такой — тургеневский Базаров, если сам автор говорил о нем: «Хотел ли я обругать Базарова или его превознести? Я этого сам не знаю. «
Для среднего школьного возраста.

Мне придется признаться в одном очень страшном грехе, который может возмутить многих любителей и поклонников классики, которые свято верят в то, что в мире больше не было написано годных и интересных книг (шутка, причем топорная. Признаю это и сам, но удержаться не могу. Искушение выше моих сил). А грех мой заключается в том, что мне не нравится практически никто в этом произведении, так как все они хороши и размазаны жизнью не только как образы, но и сами люди.

Русский человек только тем и хорош, что он сам о себе прескверного мнения.

Я не могу утверждать или кидаться пафосными фразами о том, что предположительно думал об этом сам писатель. Мне могут возразить, что есть письма и дневники, в которых Тургенев объяснял мотивы и причины написания своего произведения. Это мне крыть нечем, так как мне не настолько был интересен роман «отцы и дети», чтобы я искал дополнительную информацию по тексту. Поэтому прошу не судить строго, если вдруг моя точка зрения разойдется с «официальной» позицией о персонажах произведения, или в целом о духе, который был заложен в текст.

Нечего мешкать; мешкают одни дураки – да умники.

Хотя как раз с глобальной точки зрения проблем здесь нет. Уже само название несет в себе самый главный спойлер — «отцы и дети». А значит речь пойдет о проблеме понимания между поколениями. А изюминка заключается в том, что если 100 лет назад деды учили отцов как правильно использовать салфетки, то нынешнее поколение (с точки зрения эпохи книги, разумеется) замахнулись на нечто принципиально иное — на быт и основу жизни не только людей, но и своей державы. Своей Родины, если позволите мне так выразиться.

. мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке.

И первым в списке этих самых людей и стоит «злодей» большинства школ Базаров. Не буду врать или юлить — мне он не импонирует. Возможно, что лет через 20 жизни из него вышел бы действительно толк , и мог бы получится очень умный и одаренный человек, который осмелился сомневаться практически во всем. И критиковать мышление некоторых кругов. Но так как мы имеем дело именно с пылким юнцом, то и будем судить по тому, что у нас есть.

..Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник. «

А образ не самый приятный — баламут и анархист, который отрицает существующий строй, не особо любит музыку и книги (это я готов ему простить, так как не все должны почитать дома на диване книги и слушать музыку). Но если ты отрицаешь современный образ жизни. Если ты позволяешь себе в запальчивости и дерзко заявлять о том, что дескать неверно живем, товарищи, то у меня к вам просьба. Даже нет, не просьба.

Чему помочь нельзя, о том и говорить стыдно.

Я настаиваю на том, чтобы такие люди научили меня правильно жить. С их точки зрения, разумеется. Чего у нас нет. Базаров и сам прямым текстом заявляет о том, что в его задачу входит разрушить существующий мир. А строить. Ну что строить? Пускай этим занимаются другие люди.

Вот такой человек мне и неприятен. Коль не в силах взят ответственность за жизнь других людей, коль хочешь нести только разрушение старому свету, то будь готов не просто к непониманию среди остальных людей, но и к открытому презрению или агрессии. Из сильных сторон могу выделить его увлеченность наукой и отдаче своему делу. Даже находясь в гостях, он не забывает ходить на болото, собирать лягушек и заниматься изучением их строения, чтобы потом помогать людям.

Удивительное дело, как человек еще верит в слова. Скажут ему, например, дурака и не прибьют, он опечалится; назовут его умницей и денег ему не дадут – он почувствует удовольствие.

Так что персонаж вышел весьма противоречивый. Скажем так — в нем есть определенный потенциал, который бы мог раскрыться спустя нескольких десятилетий служения людям и насыщенной жизни. Вот с таким вот Базаровым я бы пообщался с большим удовольствием. Уверен, что речи его были бы более четкими, а идеи подкреплены аргументами и подтверждениями.

Старая шутка смерть, а каждому внове.

А строить воздушные замки мы все умеем. Для этого ума много не надо.

Откровенно раздражает и даже бесит так называемый дружок Базарова Аркадий. Человек-тряпка, который как попугай вторит слово за словом за другим, более «авторитетным» лицом, и не способен на собственные идеи или мысли. Будучи представителем местного не самого зажиточного помещика, студент прекрасно показывает в своем образе целое поколение недоразвитых дворянчиков, которым в будущем должна была отдана власть и участь нашей Родины. Страшно делается при одной мысли о том, что где-то на ведущих и важных позициях могут находится вот такие вот Аркадии.

Русский мужик – это тот самый таинственный незнакомец, о котором некогда так много толковала госпожа Ратклифф. Кто его поймет? Он сам себя не понимает.

Не могу обойти стороной я и старшее поколение, которое и ставится в противоречие молодым студентам. Отец Аркадия типичный пример «морального дворянчика с синдромом короля». С высоты своего величия он благосклонно смотрит на слуг и крестьян. И вроде бы даже как принимает их за равных, и не порет по пустякам, не забывая о том, что они тоже Божьи Творения, и что у них есть душа. Как прекрасно звучат эти слова до того самого момента, от которого лично у меня сводит судорогой челюсти.

Важно то, что дважды два четыре, а остальное все пустяки

Есть некая несчастная девица, которой некуда податься. И с высоты полета милости «его высочества» он берет её под свое крыло. Параллельно успев запустить руки под юбку, и заделав ей ребенка. Прошу не кидаться в спешке в меня баном за спойлеры, это говорится в самом начале произведения, и не несет никакой нагрузки в сюжетной линии. Это лишь прекрасный пример показать «мораль» нашего героя.

..родственное чувство заговорило Я заметил: оно очень упорно держится в людях. От всего готов отказаться человек, со всяким предрассудком расстанется; но сознаться, что, например, брат, который чужие платки крадет, вор, – это свыше его сил.

Мне могут возразить, что в те времена были другие нравы, и на него весьма неодобрительно посмотрели бы соседи, если бы вдруг помещик решил жениться на какой-то там крестьянке. Все так, не отрицаю. Но только когда человек начинает рассуждать про мораль и человеческую ценность, то неплохо было бы свой жезл аристократии держать в ежовых рукавицах, Чтобы не было подобных осечек.

. настоящий человек тот, о котором думать нечего, а которого надобно слушаться или ненавидеть.

И последний герой в моем отзыве (а не романе. В книге их несколько больше, но я хотел заострить внимание исключительно на этих персонажа) Петр. Дядя нашего студента Аркадия, который ярчайший представитель дворянства.

Вот что значит с феодалами пожить. Сам в феодалы попадешь и в рыцарских турнирах участвовать будешь.

Бесполезный, напыщенный шут, который гордится своими манерами даже не в крупном городе, а небольшом поместье, и не способен даже на миг представить то, что существует иная точка зрения. А не его. Истинный мракобес во всех смыслах этого слова, не признающий в людях иную точку зрения. Либо вы его друг, и соглашаетесь с каждым словом этого оракула, либо вы враг и противник матушку России.

Человеку иногда полезно взять себя за хохол да выдернуть себя вон, как редьку из гряды.

Раскрывать сюжетную линию я не вижу смысла (так как большинство из нас должны помнить это произведение со школьных лет, да и спойлеры караются даже в случае классики) и лишь хочу заметить то, что несмотря на мой проявленный негатив, к самому роман нет никаких претензий или нареканий.

Я препакостно себя чувствую, точно начитался писем Гоголя к калужской губернаторше..

Это замечательнейший памятник русской литературы, который дает возможность вновь погрузиться временно в эту эпоху, прочувствовать мышление наших предков и увидеть чем и как жили люди другого столетия. Принимать или осуждать их быт и обычаи это уже совершенно иной вопрос, но даже в рамках их собственного времени мы получаем именно таких героем, как их увидел я. Точнее, я поделился лишь своим собственным видением персонажей, которое возникло у меня во время прочтения книги.

В чемодане оказалось пустое место, и я кладу туда сено; так и в жизненном нашем чемодане; чем бы его ни набили, лишь бы пустоты не было.

Вопрос понимания поколений будет острым всегда, так как сейчас, с технологическими прорывами практически во всех сферах жизни непонимание поколений становится с каждым годом все более ярким и быстрым. То есть если раньше мы могли говорить о различных поколениях в рамках 20-15 лет, то сейчас рамки можно снизить до 10-5 лет.

Меня вы забудете мертвый живому не товарищ.

Я не буду ничего говорить про своих родителей, которым некоторые аспекты моей жизни кажутся ненормальными или странными. Даже я уже перестаю понимать иногда своих племяшей, а ведь у нас не слишком существенная разница в возрасте.

И этот каньон с каждым годом между поколениями будет становиться только сильнее.

Даже сейчас «отцы и дети» можно назвать шедевром мировой литературы, и я буду лжецом, если скажу, что мне не понравился этот роман. Я перечитал книгу с большим удовольствием, возмущенный героями, но восхищенный слогом и эпохой.

5 из 5 и мои рекомендации для ознакомления с этим шедевром.

Спасибо всем, кто заглянул в мой отзыв. И до новых встреч друзья!

источник

Я ничьих мнений не разделяю; я имею свои

Коли может женщина получасовую беседу поддержать, это уж знак хороший.

Как все женщины, которым не удалось полюбить, она хотела чего-то, сама не зная, чего именно.

Собственно, ей ничего не хотелось, хотя ей казалось, что хотелось всего.

Время (дело известное) летит иногда птицей, иногда ползет червяком; но человеку бывает особенно хорошо тогда, когда он даже не замечает — скоро ли, тихо ли оно проходит.

Удивительное дело, как человек еще верит в слова. Скажут ему, например, дурак и не прибьют, он опечалится; назовут его умницей и денег ему не дадут — он почувствует удовольствие.

Кто злится на свою боль — тот непременно ее победит.

Скажите, отчего, даже когда мы наслаждаемся, например, музыкой, хорошим вечером, разговором с симпатическими людьми, отчего все это кажется скорее намеком на какое-то безмерное, где-то существующее счастие, чем действительным счастием, то есть таким, которым мы сами обладаем? Отчего это?

Человеку иногда полезно взять себя за хохол да выдернуть себя вон, как редьку из гряды.

А я думаю: я вот лежу здесь под стогом. Узенькое местечко, которое я занимаю, до того крохотно в сравнении с остальным пространством, где меня нет и где дела до меня нет; и часть времени, которую мне удастся прожить, так ничтожна перед вечностию, где меня не было и не будет. А в этом атоме, в этой математической точке кровь обращается, мозг работает, чего-то хочет тоже.

Ему хотелось удержать то блаженное время чем-нибудь более сильным, нежели память.

Отчего ты так грустен? Верно, исполнил какой-нибудь священный долг.

Сила! И в диком калмыке, и в монголе есть сила — да на что нам она? Нам дорога цивилизация, да-с, да-с, милостивый государь, нам дороги ее плоды. И не говорите мне, что эти плоды ничтожны: последний пачкун, ип barbouilleur, тапер, которому дают пять копеек за вечер, и те полезнее вас, потому что они представители цивилизации, а не грубой монгольской силы! Вы воображаете себя передовыми людьми, а вам только в калмыцкой кибитке сидеть! Сила! Да вспомните, наконец, господа сильные, что вас всего четыре человека с половиною, а тех — миллионы, которые не позволят вам попирать ногами свои священнейшие верования, которые раздавят вас!

Я любил вас, но себя я любил больше

Появление пошлости часто бывает полезно в жизни: оно ослабляет слишком высоко настроенные струны, отрезвляет самоуверенные или самозабывчивые чувства, напоминая им своё близкое родство с ними.

Не может женщина не хитрить!

— А вы думаете, легко отдаться вполне чему бы то ни было?

— Не легко, если станешь размышлять, да выжидать, да самому себе придавать цену, дорожить собою то есть; а не размышляя, отдаться очень легко.

— Как же собою не дорожить? Если я не имею никакой цены, кому же нужна моя преданность?

— Это уже не мое дело; это дело другого разбирать, какая моя цена. Главное, надо уметь отдаться.

В принсипы не верит, а в лягушек верит.

От всего готов отказаться человек, со всяким предрассудком расстанется; но сознаться, что, например, брат, который чужие палатки крадет, вор, — это свыше его сил.

Летучие рыбы некоторое время могут подержаться на воздухе, но скоро должны шлепнуться в воду; позвольте же и мне плюхнуть в свою стихию.

Я гляжу в небо только тогда, когда хочу чихнуть.

Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта.

Время (дело известное) летит иногда птицей, иногда ползет червяком; но человеку бывает особенно хорошо тогда, когда он даже не замечает — скоро ли, тихо ли оно проходит.

О людях вообще жалеть не стоит, а обо мне подавно.

— А тебе не все равно, что о тебе думают?

— Не знаю, что тебе сказать. Настоящий человек об этом не должен заботиться; настоящий человек тот, о котором думать нечего, а которого надобно слушаться или ненавидеть.

Я не ожидал, что так скоро умру; это случайность, очень, по правде сказать, неприятная.

Старая штука смерть, а каждому внове.

. по моим замечаниям, свободно мыслят между женщинами только уроды.

И в самом деле, есть ли на свете что-нибудь пленительнее молодой красивой матери с здоровым ребенком на руках?

Да, поди попробуй отрицать смерть. Она тебя отрицает, и баста!

Какую клевету ни взведи на человека, он, в сущности, заслуживает в двадцать раз хуже того.

В деревне надо жить по распорядку, иначе умрешь со скуки

Личность, милостивый государь, — вот главное; человеческая личность должна быть крепка, как скала, ибо на ней всё строится.

Он вступал в то смутное, сумеречное время, время сожалений, похожих на надежды, надежд, похожих на сожаления, когда молодость прошла, а старость еще не настала.

И в самом деле, прежде они просто были болваны, а теперь вдруг стали нигилисты.

– А я думаю: я вот лежу здесь под стогом… Узенькое местечко, которое я занимаю, до того крохотно в сравнении с остальным пространством, где меня нет и где дела до меня нет; и часть времени, которую мне удастся прожить, так ничтожна перед вечностию, где меня не было и не будет… А в этом атоме, в этой математической точке кровь обращается, мозг работает, чего-то хочет тоже… Что за безобразие! Что за пустяки!

Это все романтизм , чепуха, гниль , художество. Пойдем лучше смотреть жука.

«И в самом деле, прежде они просто были болваны, а теперь вдруг стали нигилисты.»

— Однако позвольте, — заговорил Николай Петрович. — Вы все отрицаете, или, выражаясь точнее, вы все разрушаете. Да ведь надобно же и строить.

— Это уже не наше дело. Сперва нужно место расчистить.

Неужели их молитвы, их слезы бесплодны? Неужели любовь, святая, преданная любовь не всесильна? О нет! Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии «равнодушной» природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной…

И такая надутая эта нынешняя молодежь! Спросишь иного: «Какого вина вы хотите, красного или белого?» – «Я имею привычку предпочитать красное!» – отвечает он басом и с таким важным лицом, как будто вся вселенная глядит на него в это мгновенье…

Он в душе очень обрадовался предложению своего приятеля, но почел обязанностию скрыть свое чувство. Недаром же он был нигилист!

Принципов не бывает. Бывают ощущения

«Каждый человек на ниточке висит, бездна ежеминутно под ним развернуться может, а он ещё сам придумывает себе всякие неприятности, портит свою жизнь.»

В деревне нельзя жить беспорядочно, скука одолеет.

Кто злится на свою боль, тот непременно ее победит!

Сам себя не сломал, так и бабенка меня не сломает.

Каждый человек на ниточке висит, бездна ежеминутно под ним развернуться может, а он еще сам себе придумывает всякие неприятности, портит свою жизнь.

Узенькое местечко, которое я занимаю, до того крохотно в сравнении с остальным пространством, где меня нет и где дела до меня нет; и часть времени, которую мне удастся прожить, так ничтожна перед вечностию, где меня не было и не будет.

«Я ничьих мнений не разделяю; я имею свои»

«Все люди друг на друга похожи как телом, так и душой; у каждого из нас мозг, селезенка, сердце, легкие одинаково устроены; и так называемые нравственные качества одни у всех: небольшие видоизменения ничего не значат. Достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других. Люди, что деревья в лесу: ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною березой.»

Человек, который всю свою жизнь поставил на карту женской любви и, когда ему эту карту убили, раскис и опустился до того, что ни на что не стал способен, этакой человек — не мужчина, не самец.

Человеку иногда полезно взять себя за хохол да выдернуть себя вон, как редьку из грядки.

– Да, да, – заговорил Базаров, – урок вам, юный друг мой, поучительный некий пример. Черт знает, что за вздор! Каждый человек на ниточке висит, бездна ежеминутно под ним разверзнуться может, а он еще сам придумывает себе всякие неприятности, портит свою жизнь.

– Ты на что намекаешь? – спросил Аркадий.

– Я ни на что не намекаю, я прямо говорю, что мы оба с тобою очень глупо себя вели. Что тут толковать! Но я уже в клинике заметил: кто злится на свою боль – тот непременно ее победит.

– Я тебя не совсем понимаю, – промолвил Аркадий, – кажется, тебе не на что было пожаловаться.

– А коли ты не совсем меня понимаешь, так я тебе доложу следующее: по-моему – лучше камни бить на мостовой, чем позволить женщине завладеть хотя бы кончиком пальца. Это все… – Базаров чуть было не произнес своего любимого слова «романтизм», да удержался и сказал: – вздор. Ты мне теперь не поверишь, но я тебе говорю: мы вот с тобой попали в женское общество, и нам было приятно; но бросить подобное общество – все равно что в жаркий день холодною водой окатиться. Мужчине некогда заниматься такими пустяками; мужчина должен быть свиреп, гласит отличная испанская поговорка. Ведь вот ты, – прибавил он, обращаясь к сидевшему на козлах мужику, ты, – умница, есть у тебя жена?

Мужик показал приятелям свое плоское и подслеповатое лицо.

– Жена-то? Есть. Как не быть жене?

– Жену-то? Всяко случается. Без причины не бьем.

– И прекрасно. Ну, а она тебя бьет?

– Эко слово ты сказал, барин. Тебе бы все шутить… – Он, видимо, обиделся.

– Слышишь, Аркадий Николаич! А нас с вами прибили… вот оно что значит быть образованными людьми.

Видишь ли, человеку иногда полезно взять себя за хохол да выдернуть себя вон, как редьку из гряды; это я совершил на днях. Но мне захотелось взглянуть еще раз на то, с чем я расстался, на ту гряду, где я сидел.

-Да и кроме того, — перебил Базаров, — что за охота говорить и думать о будущем, которое большею частью не от нас зависит? Выйдет случай что-нибудь сделать — прекрасно, а не выйдет — по крайней мере тем будешь доволен, что заранее не болтал.

Удивительное дело, как человек еще верит в слова.

Это закон жизни: сначала родители заботятся о детях, потом дети начинают заботиться о родителях

Пилюля горька — а проглотить её нужно.

Молчание длилось, тяжелое и неловкое. Обоим было нехорошо. Каждый из них сознавал, что другой понимает. Друзьям это сознание приятно, и весьма неприятно недругам, особенно когда нельзя ни объясниться, ни разойтись.

Ага! родственное чувство заговорило. Я заметил: оно очень упорно держится в людях. От всего готов отказаться человек, со всяким предрассудком расстанется; но сознаться, что, например, брат, который чужие платки крадет, вор, – это свыше его сил. Да и в самом деле: мой брат, мой – и не гений… возможно ли это?

Воспоминаний много, а вспомнить нечего

-. Нет такого человека, о котором каждый из нас не мог бы судить! Это отговорка.

-Русский человек только тем и хорош, что он сам о себе прескверного мнения. Важно то, что дважды два четыре, а остальное все пустяки.

-И природа пустяки в том значении, в котором ты ее понимаешь. Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник.

«С теоретической точки зрения дуэль — нелепость; ну, а с практической точки зрения — это дело другое»

Нигде время не бежит так быстро, как в России, быстрее, пожалуй, только в тюрьме.

Дрязги не существуют для человека, если он только не захочет их признать.

Что за охота говорить и думать о будущем, которое большею частью не от нас зависит? Выйдет случай что-нибудь сделать − прекрасно, а не выйдет − по крайней мере тем будешь доволен, что заранее напрасно не болтал.

Принципов вообще нет, а есть ощущения.

Например я: я придерживаюсь отрицательного направления — в силу ощущения. Мне приятно отрицать, мой мозг так устроен — и баста! Отчего мне нравится химия? Отчего ты любишь яблоки? — тоже в силу ощущения. Это все едино. Глубже этого люди никогда не проникнут.

— А я не вижу, почему нельзя высказывать все, что имеешь на душе.

Да я люблю родителей. но мне с ними скучно.

– А вот что мы делаем. Прежде, в недавнее еще время, мы говорили, что чиновники наши берут взятки, что у нас нет ни дорог, ни торговли, ни правильного суда…

– Ну да, да, вы обличители, – так, кажется, это называется. Со многими из ваших обличений и я соглашаюсь, но…

– А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству; мы увидали, что и умники наши, так называемые передовые люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные общества лопаются единственно оттого, что оказывается недостаток в честных людях, когда самая свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке.

Природа навевает молчание сна.

Он был ловкий придворный, большой хитрец, и больше ничего; в делах толку не знал, ума не имел, а умел вести свои собственные дела: тут уж никто не мог его оседлать, а ведь это главное.

Масса, составленная из тех сотен тысяч неделимых, которые никогда в жизни не пользовались своим головным мозгом как орудием самостоятельного мышления, живет себе со дня на день, обделывает свои делишки, получает местечки, играет в картишки, кое-что почитывает, следит за модою в идеях и в платьях, идет черепашьим шагом вперед по силе инерции и, никогда не задавая себе крупных, многообъемлющих вопросов, никогда не мучась сомнениями, не испытывает ни раздражения, ни утомления, ни досады, ни скуки. Эта масса не делает ни открытий, ни преступлений, за нее думают и страдают, ищут и находят, борются и ошибаются другие люди, вечно для нее чужие, вечно смотрящие на нее с пренебрежением и в то же время вечно работающие для того, чтобы увеличить удобства ее жизни. Эта масса, желудок человечества, живет на всем на готовом, не спрашивая, откуда оно берется, и не внося с своей стороны ни одной полушки в общую сокровищницу человеческой мысли. Люди массы у нас в России учатся, служат, работают, веселятся, женятся, плодят детей, воспитывают их, словом, живут самою полною жизнью, совершенно довольны собою и средою, не желают никаких усовершенствований и, шествуя по торной дороге, не подозревают ни возможности, ни необходимости других путей и направлений. Они держатся заведенного порядка по силе инерции, а не вследствие привязанности к нему; попробуйте изменить этот порядок — они сейчас сживутся с нововведением; закоренелые староверы являются самобытными личностями и стоят выше безответного стада. А масса сегодня ездит по скверным проселочным дорогам и мирится с ними; чрез несколько лет она сядет в вагоны и будет любоваться быстротою движения и удобствами путешествия. вяло и лениво носит с собою по свету свое красивое разочарование.Как отравленный, бродил он с места на место; он еще выезжал, он сохранил все привычки светского человека; он мог похвастаться двумя, тремя новыми победами; но он уже не ждал ничего особенного ни от себя, ни от других и ничего не предпринимал.Подумайте, что может быть ужаснее, как любить и не быть любимым!Видишь, что я делаю; в чемодане оказалось пустое место, и я кладу туда сено; так и в жизненном нашем чемодане; чем бы его ни набили, лишь бы пустоты не было.Старая шутка смерть, а каждому внове.

Помилуйте — логика истории требует.

Эка важность! Русский человек тем и хорош, что он сам о себе прескверного мнения. Важно то, что дважды два — четыре, а остальное все пустяки.

— Вам хочется полюбить, — перебил Базаров, — а полюбить вы не можете; вот в чем ваше несчастие.

-Кто говорит! Значительное хоть и ложно бывает, да сладко, но и с незначительным помириться можно. а вот дрязги, дрязги. это беда.

-Дрязги не существуют для человека, если он только не хочет их признать.

. у Николая оставалось чувство правильно проведенной жизни, сын вырастал на его глазах; Павел, напротив, одинокий холостяк, вступал в то смутное, сумеречное время, время сожалений, похожих на надежды, надежд, похожих на сожаления, когда молодость прошла, а старость еще не настала.

-Ты говоришь,она холодна. В этом- то самый вкус и есть. Ведь ты любишь мороженое?

— Хорошенькая она? — перебил Базаров.

— Н. нет, этого нельзя сказать.

— Так для какого же дьявола вы нас к ней зовете?

Время (дело известное) летит иногда птицей, иногда ползёт червяком; но человек бывает особенно хорошо тогда, когда он даже не замечает — скоро ли, тихо ли оно проходит.

— Кто ж его знает! — ответил Базаров, всего вероятнее ничего не думает. Русский мужик — это тот самый таинственный незнакомец, о котором некогда так много толковала госпожа Ратклифф. Кто его поймет? Он сам себя не понимает.

Бывает эпоха в жизни молодых женщин, когда они вдруг начинают расцветать и распускаться, как летние розы; такая эпоха наступила и для Фенечки.

Тогда Арина Власьевна приблизилась к нему и, прислонив свою седую голову к его седой голове, сказала: «Что делать, Вася! Сын — отрезанный ломоть. Он что сокол: захотел — прилетел, захотел — улетел; а мы с тобой, как опенки на дупле, сидим рядком и ни с места. Только я останусь для тебя навек неизменно, как и ты для меня»

— Надо бы так устроить жизнь, чтобы каждое мгновение в ней было значительно, — произнес задумчиво Аркадий.

Нравственные болезни происходят от дурного воспитания, от всяких пустяков, которыми сызмала набивают людские головы, от безобразного состояния общества, одним словом. Исправьте общество, и болезней не будет.

Надо бы так устроить жизнь, чтобы каждое мгновение в ней было значительно.

Человек всё в состоянии понять — и как трепещет эфир, и что на солнце происходит; а как другой человек может иначе сморкаться, чем он сам сморкается, этого он понять не в состоянии.

Может быть, точно, всякий человек — загадка.

Сын — отрезанный ломоть. Он что сокол: захотел — прилетел, захотел — улетел; а мы с тобой, как опенки на дупле, сидим рядком и ни с места. Только я останусь для тебя навек неизменно, как и ты для меня.

А голова? – прибавил он робким голосом, – болит?

– Болит. Отчего ей не болеть?

Встав с постели, Аркадий раскрыл окно – и первый предмет, бросившийся ему в глаза, был Василий Иванович.

Воспоминаний много, а вспомнить нечего, и впереди передо мной — длинная, длинная дорога, а цели нет… Мне и не хочется идти.

Мне будет очень любопытно видеть человека, который имеет смелость ни во что не верить.

Дети чувствуют, кто их любит

. он охотно ленился,но и читал охотно,и боялся общества.

«И что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения.»

Человек все в состоянии понять — и как трепещет эфир и что на солнце происходит; а как другой человек может иначе сморкаться, чем он сам сморкается, этого понять он не в состоянии.

Не богам же, в самом деле, горшки обжигать!

Русский человек только тем и хорош, что он сам о себе прескверного мнения.

— А вы думаете, легко отдаться вполне чему бы то ни было?

— Не легко, если станешь размышлять, да выжидать, да самому себе придавать цену, дорожить собою то есть; а не размышляя, отдаться очень легко.

Достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других. Люди, что деревья в лесу; ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельной березой.

И природа в том значении, в том значении, в каком ты ее понимаешь. Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник.

Чему помочь нельзя, о том и говорить стыдно.

На своем молоке обжегся, на чужую воду дует.

я эфтим хочу доказать, что без чувства собственного достоинства, без уважения к самому себе, — а в аристократе эти чувства развиты, — нет никакого прочного основания общественному. bien public, 2 общественному зданию. Личность, милостивый государь, — вот главное: человеческая личность должна быть крепка, как скала, ибо на ней все строится.

«Любовь — белиберда, непростительная дурь.»

Меняясь с ним самыми простыми речами, даже шутя с ним, она чувствовала легкое стеснение страха. Так люди на пароходе, в море, разговаривают и смеются беззаботно, ни дать ни взять, как на твердой земле; но случись малейшая остановка, появись малейший признак чего-нибудь необычайного, и тотчас же на всех лицах выступит выражение особенной тревоги, свидетельствующее о постоянном сознании постоянной опасности.

Бедность, говорят, не порок

— Вы, стало быть, искусства не признаете?

— Искусства наживать деньги, или нет более геморроя!

Мне приятно отрицать, мой мозг так устроен — и баста!

Всякий человек, должен воспитывать себя сам!

Останьтесь… с вами говорить весело… точно по краю пропасти ходишь. Сперва робеешь, а потом откуда смелость возьмется. Останьтесь.

Дамы находили его очаровательным меланхоликом, но он не знался с дамами.

«- Отчего ты не хочешь допустить свободы мысли в женщинах? — проговорил он вполголоса.

— Оттого, братец, что, по моим замечаниям, свободно мыслят между женщинами только уроды.»

Новый доктор посоветовал прохладительные питья, а впрочем подтвердил уверения Базарова , что опасности не предвидится никакой. Николай Петрович сказал ему, что брат сам себя поранил по неосторожности, на что доктор отвечал: «Гм!» — но, получив тут же в руку двадцать пять рублей серебром, промолвил: «Скажите! это часто случается, точно».

Но я уже в клинике заметил: кто злится на свою боль – тот непременно ее победит.

Вы посмотрите, что за безобразное зрелище: червяк полураздавленный, а еще топорщится. И ведь тоже думал: обломаю дел много, не умру, куда! задача есть, ведь я гигант! А теперь вся задача гиганта – как бы умереть прилично, хотя никому до этого дела нет… Все равно: вилять хвостом не стану.

Вспомнил он, как он увидал её в первый раз. Он был тогда ещё студентом. Он встретил её на лестнице квартиры, в которой он жил, и, нечаянно толкнув её, обернулся, хотел извиниться и только мог пробормотать: «Pardon, monsieur», а она наклонила голову, усмехнулась и вдруг как будто испугалась и побежала, а на повороте лестницы быстро взглянула на него, приняла серьёзный вид и покраснела. А потом первые робкие посещения, полуслова, полуулыбки, и недоумение, и грусть, и порывы, и, наконец, эта задыхающаяся радость… Куда это всё умчалось? Она стала его женой, он был счастлив, как немногие на земле… «Но, — думал он, — те сладостные, первые мгновенья, отчего бы не жить им вечною, неумирающею жизнью?»

— Надо бы так устроить жизнь, чтобы каждое мгновение в ней было значительно.

источник

— Например, ведь вы, — извините мой вопрос, — вы бы не пошли замуж за богатого человека?

— Если б я его очень любила. Нет, кажется, и тогда бы не пошла.

— А! вот видите! — воскликнул Аркадий и, погодя немного, прибавил: — А отчего бы вы за него не пошли?

— Оттого, что и в песне про неровнюшку поется.

— Вы, может быть, хотите властвовать или.

— О нет! к чему это? Напротив, я готова покоряться, только неравенство тяжело. А уважать себя и покоряться — это я понимаю; это счастье; но подчиненное существование. Нет, довольно и так.

— Довольно и так, — повторил за Катей Аркадий. — Да, да, — продолжал он, — вы недаром одной крови с Анной Сергеевной; вы так же самостоятельны, как она; но вы более скрытны. Вы, я уверен, ни за что первая не выскажете своего чувства, как бы оно ни было сильно и свято.

— Да как же иначе? — спросила Катя.

— Вы одинаково умны; у вас столько же, если не больше, характера, как у ней.

— Не сравнивайте меня с сестрой, пожалуйста, — поспешно перебила Катя, — это для меня слишком невыгодно. Вы как будто забыли, что сестра и красавица, и умница, и. вам в особенности, Аркадий Николаевич, не следовало бы говорить такие слова, и еще с таким серьезным лицом.

— Что значит это: вам в особенности, — и из чего вы заключаете, что я шучу?

— Вы думаете? А что, если я убежден в том, что я говорю? Если я нахожу, что я еще не довольно сильно выразился?

— В самом деле? Ну, теперь я вижу: я точно слишком превозносил вашу наблюдательность.

Аркадий ничего не ответил и отвернулся, а Катя отыскала в корзинке еще несколько крошек и начала бросать их воробьям; но взмах ее руки был слишком силен, и они улетали прочь, не успевши клюнуть.

— Катерина Сергеевна! — заговорил вдруг Аркадий, — вам это, вероятно, все равно: но знайте, что я вас не только на вашу сестру, — ни на кого в свете не променяю.

Он встал и быстро удалился, как бы испугавшись слов, сорвавшихся у него с языка.

А Катя уронила обе руки вместе с корзинкой на колени и, наклонив голову, долго смотрела вслед Аркадию. Понемногу алая краска чуть-чуть выступила на ее щеки; но губы не улыбались, и темные глаза выражали недоумение и какое-то другое, пока еще безымянное чувство.

— Ты одна? — раздался возле нее голос Анны Сергеевны. — Кажется, ты пошла в сад с Аркадием.

Катя не спеша перевела свои глаза на сестру (изящно, даже изысканно одетая, она стояла на дорожке и кончиком раскрытого зонтика шевелила уши Фифи) и не спеша промолвила:

— Я это вижу, — отвечала та со смехом, — он, стало быть, ушел к себе?

Анна Сергеевна взяла Катю за подбородок и приподняла ее лицо.

— Вы не поссорились, надеюсь?

— Нет, — сказала Катя и тихо отвела сестрину руку.

— Как ты торжественно отвечаешь! Я думала найти его здесь и предложить ему пойти гулять со мною. Он сам меня все просит об этом. Тебе из города привезли ботинки, поди примерь их: я уже вчера заметила, что твои прежние совсем износились. Вообще ты не довольно этим занимаешься, а у тебя еще такие прелестные ножки! И руки твои хороши. только велики; так надо ножками брать. Но ты у меня не кокетка.

Анна Сергеевна отправилась дальше по дорожке, слегка шумя своим красивым платьем; Катя поднялась со скамейки и, взяв с собою Гейне, ушла тоже — только не примерять ботинки.

«Прелестные ножки, — думала она, медленно и легко всходя по раскаленным от солнца каменным ступеням террасы, — прелестные ножки, говорите вы. Ну, он и будет у них».

Но ей тотчас стало стыдно, и она проворно побежала вверх.

Аркадий пошел по коридору к себе в комнату; дворецкий нагнал его и доложил, что у него сидит господин Базаров.

— Евгений! — пробормотал почти с испугом Аркадий, — давно ли он приехал?

— Сию минуту пожаловали и приказали о себе Анне Сергеевне не докладывать, а прямо к вам себя приказали провести.

«Уж не несчастье ли какое у нас дома? — подумал Аркадий и, торопливо взбежав по лестнице, разом отворил дверь. Вид Базарова тотчас его успокоил, хотя более опытный глаз, вероятно, открыл бы в энергической по-прежнему, но осунувшейся фигуре нежданного гостя признаки внутреннего волнения. С пыльною шинелью на плечах, с картузом на голове, сидел он на оконнице; он не поднялся и тогда, когда Аркадий бросился с шумными восклицаниями к нему на шею.

— Вот неожиданно! Какими судьбами! — твердил он, суетясь по комнате, как человек, который и сам воображает и желает показать, что он радуется. — Ведь у нас все в доме благополучно, все здоровы, не правда ли?

— Все у вас благополучно, но не все здоровы, — проговорил Базаров. — А ты не тараторь, вели принести мне квасу, присядь и слушай, что я тебе сообщу в немногих, но, надеюсь, довольно сильных выражениях.

Аркадий притих, а Базаров рассказал ему свою дуэль с Павлом Петровичем. Аркадий очень удивился и даже опечалился; но не почел нужным это выказать; он только спросил, действительно ли не опасна рана его дяди? и, получив ответ, что она — самая интересная, только не в медицинском отношении, принужденно улыбнулся, а на сердце ему и жутко сделалось, и как-то стыдно. Базаров как будто его понял.

— Да, брат, — промолвил он, — вот что значит с феодалами пожить. Сам в феодалы попадешь и в рыцарских турнирах участвовать будешь. Ну-с, вот я и отправился к «отцам», — так заключил Базаров, — и на дороге завернул сюда. чтобы все это передать, сказал бы я, если б я не почитал бесполезную ложь — глупостью. Нет, я завернул сюда — черт знает зачем. Видишь ли, человеку иногда полезно взять себя за хохол да выдернуть себя вон, как редьку из гряды; это я совершил на днях. Но мне захотелось взглянуть еще раз на то, с чем я расстался, на ту гряду, где я сидел.

— Я надеюсь, что эти слова ко мне не относятся, — возразил с волнением Аркадий, — я надеюсь, что ты не думаешь расстаться со мной.

Базаров пристально, почти пронзительно взглянул на него.

— Будто это так огорчит тебя? Мне сдается, что ты уже расстался со мною. Ты такой свеженький да чистенький. должно быть, твои дела с Анной Сергеевной идут отлично.

— Какие мои дела с Анной Сергеевной?

— Да разве ты не для нее сюда приехал из города, птенчик? Кстати, как там подвизаются воскресные школы? Разве ты не влюблен в нее? Или уже тебе пришла пора скромничать?

— Евгений, ты знаешь, я всегда был откровенен с тобою; могу тебя уверить, божусь тебе, что ты ошибаешься.

— Гм! Новое слово, — заметил вполголоса Базаров. — Но тебе не для чего горячиться, мне ведь это совершенно все равно. Романтик сказал бы: я чувствую, что наши дороги начинают расходиться, а я просто говорю, что мы друг другу приелись.

— Душа моя, это не беда; то ли еще на свете приедается! А теперь, я думаю, не проститься ли нам? С тех пор как я здесь, я препакостно себя чувствую, точно начитался писем Гоголя к калужской губернаторше. Кстати ж, я не велел откладывать лошадей.

— Я уже не говорю о себе; но это будет в высшей степени невежливо перед Анной Сергеевной, которая непременно пожелает тебя видеть.

— А я, напротив, уверен, что я прав, — возразил Аркадий. — И к чему ты притворяешься? Уж коли на то пошло, разве ты сам не для нее сюда приехал?

— Это, может быть, и справедливо, но ты все-таки ошибаешься.

Но Аркадий был прав. Анна Сергеевна пожелала повидаться с Базаровым и пригласила его к себе через дворецкого. Базаров переоделся, прежде чем пошел к ней: оказалось, что он уложил свое новое платье так, что оно было у него под рукою.

Одинцова его приняла не в той комнате, где он так неожиданно объяснился ей в любви, а в гостиной. Она любезно протянула ему кончики пальцев, но лицо ее выражало невольное напряжение.

— Анна Сергеевна, — поторопился сказать Базаров, — прежде всего я должен вас успокоить. Перед вами смертный, который сам давно опомнился и надеется, что и другие забыли его глупости. Я уезжаю надолго, и согласитесь, хоть я и не мягкое существо, но мне было бы невесело унести с собою мысль, что вы вспоминаете обо мне с отвращением.

Анна Сергеевна глубоко вздохнула, как человек, только что взобравшийся на высокую гору, и лицо ее оживилось улыбкой. Она вторично протянула Базарову руку, и отвечала на его пожатие.

— Кто старое помянет, тому глаз вон, — сказала она, — тем более что, говоря по совести, и я согрешила тогда если не кокетством, так чем-то другим. Одно слово: будемте приятелями по-прежнему. То был сон, не правда ли? А кто же сны помнит?

— Кто их помнит? Да притом любовь. ведь это чувство напускное.

— В самом деле? Мне очень приятно это слышать.

Так выражалась Анна Сергеевна, и так выражался Базаров; они оба думали, что говорили правду. Была ли правда, полная правда, в их словах? Они сами этого не знали, а автор и подавно. Но беседа у них завязалась такая, как будто они совершенно поверили друг другу.

Анна Сергеевна спросила, между прочим, Базарова, что он делал у Кирсановых? Он чуть было не рассказал ей о своей дуэли с Павлом Петровичем, но удержался при мысли, как бы она не подумала, что он интересничает, и отвечал ей, что он все это время работал.

— А я, — промолвила Анна Сергеевна, — сперва хандрила, Бог знает отчего, даже за границу собиралась, вообразите. Потом это прошло; ваш приятель, Аркадий Николаич, приехал, и я опять попала в свою колею, в свою настоящую роль.

— В какую это роль, позвольте узнать?

— Роль тетки, наставницы, матери, как хотите назовите. Кстати, знаете ли, что я прежде хорошенько не понимала вашей тесной дружбы с Аркадием Николаичем; я находила его довольно незначительным. Но теперь я его лучше узнала и убедилась, что он умен. А главное, он молод, молод. не то, что мы с вами, Евгений Васильич.

— Он все так же робеет в вашем присутствии? — спросил Базаров.

— А разве. — начала было Анна Сергеевна и, подумав немного, прибавила: — Теперь он доверчивее стал, говорит со мною. Прежде он избегал меня. Впрочем, и я не искала его общества. Они большие приятели с Катей.

Базарову стало досадно. «Не может женщина не хитрить!» — подумал он.

— Вы говорите, он избегал вас, — произнес он с холодною усмешкой, — но, вероятно, для вас не осталось тайной, что он был в вас влюблен?

— Как? и он? — сорвалось у Анны Сергеевны.

— И он, — повторил Базаров с смиренным поклоном. — Неужели вы этого не знали и я вам сказал новость?

Анна Сергеевна опустила глаза.

— Вы ошибаетесь, Евгений Васильич.

— Не думаю. Но, может быть, мне не следовало упоминать об этом. — «А ты вперед не хитри», — прибавил он про себя.

— Отчего не упоминать? Но я полагаю, что вы и тут придаете слишком большое значение мгновенному впечатлению. Я начинаю подозревать, что вы склонны к преувеличению.

— Не будемте лучше говорить об этом, Анна Сергеевна.

— Отчего же? — возразила она, а сама перевела разговор на другую дорогу. Ей все-таки было неловко с Базаровым, хотя она и ему сказала, и сама себя уверила, что все позабыто. Меняясь с ним самыми простыми речами, даже шутя с ним, она чувствовала легкое стеснение страха. Так люди на пароходе, в море, разговаривают и смеются беззаботно, ни дать ни взять, как на твердой земле; но случись малейшая остановка, появись малейший признак чего-нибудь необычайного, и тотчас же на всех лицах выступит выражение особенной тревоги, свидетельствующее о постоянном сознании постоянной опасности.

Беседа Анны Сергеевны с Базаровым продолжалась недолго. Она начала задумываться, отвечать рассеянно и предложила ему, наконец, перейти в залу, где они нашли княжну и Катю. «А где же Аркадий Николаич?» — спросила хозяйка и, узнав, что он не показывался уже более часа, послала за ним. Его не скоро нашли: он забрался в самую глушь сада и, опершись подбородком на скрещенные руки, сидел, погруженный в думы. Они были глубоки и важны, эти думы, но не печальны. Он знал, что Анна Сергеевна сидит наедине с Базаровым, и ревности он не чувствовал, как бывало; напротив, лицо его тихо светлело; казалось, он и дивился чему-то, и радовался, и решался на что-то.

Покойный Одинцов не любил нововведений, но допускал «некоторую игру облагороженного вкуса» и вследствие этого воздвигнул у себя в саду, между теплицей и прудом, строение вроде греческого портика из русского кирпича. На задней, глухой стене этого портика, или галереи, были вделаны шесть ниш для статуй, которые Одинцов собирался выписать из-за границы. Эти статуи долженствовали изображать собою: Уединение, Молчание, Размышление, Меланхолию, Стыдливость и Чувствительность. Одну из них, богиню Молчания, с пальцем на губах, привезли было и поставили; но ей в тот же день дворовые мальчишки отбили нос, и хотя соседний штукатур брался приделать ей нос «вдвое лучше прежнего», однако Одинцов велел ее принять, и она очутилась в углу молотильного сарая, где стояла долгие годы, возбуждая суеверный ужас баб. Передняя сторона портика давно заросла густым кустарником: одни капители колонн виднелись над сплошною зеленью. В самом портике даже в полдень было прохладно. Анна Сергеевна не любила посещать это место с тех пор, как увидала там ужа; но Катя часто приходила садиться на большую каменную скамью, устроенную под одною из ниш. Окруженная свежестью и тенью, она читала, работала или предавалась тому ощущению полной тишины, которое, вероятно, знакомо каждому и прелесть которого состоит в едва сознательном, немотствующем подкарауливанье широкой жизненной волны, непрерывно катящейся и кругом нас и в нас самих.

На другой день по приезде Базарова Катя сидела на своей любимой скамье, и рядом с нею сидел опять Аркадий. Он упросил ее пойти с ним в «портик».

До завтрака оставалось около часа; росистое утро уже сменялось горячим днем. Лицо Аркадия сохраняло вчерашнее выражение, Катя имела вид озабоченный. Сестра ее, тотчас после чаю, позвала ее к себе в кабинет и, предварительно приласкав ее, что всегда немного пугало Катю, посоветовала ей быть осторожней в своем поведении с Аркадием, а особенно избегать уединенных бесед с ним, будто бы замеченных и теткой и всем домом. Кроме того, уже накануне вечером Анна Сергеевна была не в духе; да и сама Катя чувствовала смущение, точно сознавала вину за собою. Уступая просьбе Аркадия, она себе сказала, что это в последний раз.

— Катерина Сергеевна, — заговорил он с какою-то застенчивою развязностью, — с тех пор как я имею счастье жить в одном доме с вами, я обо многом с вами беседовал, а между тем есть один очень важный для меня. вопрос, до которого я еще не касался. Вы заметили вчера, что меня здесь переделали, — прибавил он и ловя и избегая вопросительно устремленный на него взор Кати. — Действительно, я во многом изменился, и это вы знаете лучше всякого другого, — вы, которой я, в сущности, и обязан этою переменой.

— Я теперь уже не тот заносчивый мальчик, каким я сюда приехал, — продолжал Аркадий, — недаром же мне и минул двадцать третий год; я по-прежнему желаю быть полезным, желаю посвятить все мои силы истине; но я уже не там ищу свои идеалы, где искал их прежде; они представляются мне. гораздо ближе. До сих пор я не понимал себя, я задавал себе задачи, которые мне не по силам. Глаза мои недавно раскрылись благодаря одному чувству. Я выражаюсь не совсем ясно, но я надеюсь, что вы меня поймете.

Катя ничего не отвечала, но перестала глядеть на Аркадия.

— Я полагаю, — заговорил он снова уже более взволнованным голосом, а зяблик над ним в листве березы беззаботно распевал свою песенку, — я полагаю, что обязанность всякого честного человека быть вполне откровенным с теми. с теми людьми, которые. словом, с близкими ему людьми, а потому я. я намерен.

Но тут красноречие изменило Аркадию; он сбился, замялся и принужден был немного помолчать; Катя все не поднимала глаз. Казалось, она и не понимала, к чему он это все ведет, и ждала чего-то.

— Я предвижу, что удивлю вас, — начал Аркадий, снова собравшись с силами, — тем более что это чувство относится некоторым образом. некоторым образом, заметьте, — до вас. Вы меня, помнится, вчера упрекнули в недостатке серьезности, — продолжал Аркадий с видом человека, который вошел в болото, чувствует, что с каждым шагом погружается больше и больше, и все-таки спешит вперед, в надежде поскорее перебраться, — этот упрек часто направляется. падает. на молодых людей, даже когда они перестают его заслуживать; и если бы во мне было больше самоуверенности. («Да помоги же мне, помоги!» — с отчаянием думал Аркадий, но Катя по-прежнему не поворачивала головы.) Если б я мог надеяться.

— Если б я могла быть уверена в том, что вы говорите, — раздался в это мгновение ясный голос Анны Сергеевны.

Аркадий тотчас умолк, а Катя побледнела. Мимо самых кустов, заслонявших портик, пролегала дорожка. Анна Сергеевна шла по ней в сопровождении Базарова. Катя с Аркадием не могли их видеть, но слышали каждое слово, шелест платья, самое дыхание. Они сделали несколько шагов и, как нарочно, остановились прямо перед портиком.

— Вот видите ли, — продолжала Анна Сергеевна, — мы с вами ошиблись; мы оба уже не первой молодости, особенно я; мы пожили, устали; мы оба, — к чему церемониться? — умны: сначала мы заинтересовали друг друга, любопытство было возбуждено. а потом.

— А потом я выдохся, — подхватил Базаров.

— Вы знаете, что не это было причиною нашей размолвки. Но как бы то ни было, мы не нуждались друг в друге, вот главное; в нас слишком много было. как бы это сказать. однородного. Мы это не сразу поняли. Напротив, Аркадий.

— Вы в нем нуждаетесь? — спросил Базаров.

— Полноте, Евгений Васильевич. Вы говорите, что он неравнодушен ко мне, и мне самой всегда казалось, что я ему нравлюсь. Я знаю, что я гожусь ему в тетки, но я не хочу скрывать от вас, что я стала чаще думать о нем. В этом молодом и свежем чувстве есть какая-то прелесть.

— Слово обаяние употребительнее в подобных случаях, — перебил Базаров; кипение желчи слышалось в его спокойном, но глухом голосе. — Аркадий что-то секретинчал вчера со мною и не говорил ни о вас, ни о вашей сестре. Это симптом важный.

— Он с Катей совсем как брат, — промолвила Анна Сергеевна, — и это мне в нем нравится, хотя, может быть, мне бы и не следовало позволять такую близость между ними.

— Это в вас говорит. сестра? — произнес протяжно Базаров.

— Разумеется. Но что же мы стоим? Пойдемте. Какой странный разговор у нас, не правда ли? И могла ли я ожидать, что буду говорить так с вами? Вы знаете, что я вас боюсь. и в то же время я вам доверяю, потому что, в сущности, вы очень добры.

— Во-первых, я вовсе не добр; а во-вторых, я потерял для вас всякое значение, и вы мне говорите, что я добр. Это все равно, что класть венок из цветов на голову мертвеца.

— Евгений Васильевич, мы не властны. — начала было Анна Сергеевна; но ветер налетел, зашумел листами и унес ее слова.

— Ведь вы свободны, — произнес немного погодя Базаров.

Больше ничего нельзя было разобрать; шаги удалились. все затихло.

Аркадий обратился к Кате. Она сидела в том же положении, только еще ниже опустила голову.

— Катерина Сергеевна, — проговорил он дрожащим голосом и стиснув руки, — я люблю вас навек и безвозвратно, и никого не люблю, кроме вас. Я хотел вам это сказать, узнать ваше мнение и просить вашей руки, потому что я и не богат и чувствую, что готов на все жертвы. Вы не отвечаете? Вы мне не верите? Вы думаете, что я говорю легкомысленно? Но вспомните эти последние дни! Неужели вы давно не убедились, что все другое — поймите меня, — все, все другое давно исчезло без следа? Посмотрите на меня, скажите мне одно слово. Я люблю. я люблю вас. поверьте же мне!

Катя взглянула на Аркадия важным и светлым взглядом и, после долгого раздумья, едва улыбнувшись, промолвила:

Аркадий вскочил со скамьи.

— Да! Вы сказали: да, Катерина Сергеевна! Что значит это слово? То ли, что я вас люблю, что вы мне верите. Или. или. я не смею докончить.

— Да, — повторила Катя, и в этот раз он ее понял. Он схватил ее большие, прекрасные руки и, задыхаясь от восторга, прижал их к своему сердцу. Он едва стоял на ногах и только твердил: «Катя, Катя. », а она как-то невинно заплакала, сама тихо смеясь своим слезам. Кто не видал таких слез в глазах любимого существа, тот еще не испытал, до какой степени, замирая весь от благодарности и от стыда, может быть счастлив на земле человек.

На следующий день, рано поутру, Анна Сергеевна велела позвать Базарова к себе в кабинет и с принужденным смехом подала ему сложенный листок почтовой бумаги. Это было письмо от Аркадия: он в нем просил руки ее сестры.

Базаров быстро пробежал письмо и сделал усилие над собою, чтобы не выказать злорадного чувства, которое мгновенно вспыхнуло у него в груди.

— Вот как, — проговорил он, — а вы, кажется, не далее как вчера полагали, что он любит Катерину Сергеевну братскою любовью. Что же вы намерены теперь сделать?

— Что вы мне посоветуете? — спросила Анна Сергеевна, продолжая смеяться.

— Да я полагаю, — ответил Базаров тоже со смехом, хотя ему вовсе не было весело и нисколько не хотелось смеяться, так же как и ей, — я полагаю, следует благословить молодых людей. Партия во всех отношениях хорошая; состояние у Кирсанова изрядное, он один сын у отца, да и отец добрый малый, прекословить не будет.

Одинцова прошлась по комнате. Ее лицо попеременно краснело и бледнело.

— Вы думаете? — промолвила она. — Что ж? я не вижу препятствий. Я рада за Катю. и за Аркадия Николаевича. Разумеется, я подожду ответа отца. Я его самого к нему пошлю. Но вот и выходит, что я была права вчера, когда я говорила вам, что мы оба уже старые люди. Как это я ничего не видала? Это меня удивляет!

Анна Сергеевна опять засмеялась и тотчас же отворотилась.

— Нынешняя молодежь больно хитра стала, — заметил Базаров и тоже засмеялся. — Прощайте, — заговорил он опять после небольшого молчания. — Желаю вам окончить это дело самым приятным образом; а я издали порадуюсь.

Одинцова быстро повернулась к нему.

— Разве вы уезжаете? Отчего же вам теперь не остаться? Останьтесь. с вами говорить весело. точно по краю пропасти ходишь. Сперва робеешь, а потом откуда смелость возьмется. Останьтесь.

— Спасибо за предложение, Анна Сергеевна, и за лестное мнение о моих разговорных талантах. Но я нахожу, что я уж и так слишком долго вращался в чуждой для меня сфере. Летучие рыбы некоторое время могут подержаться на воздухе, но вскоре должны шлепнуться в воду; позвольте же и мне плюхнуть в мою стихию.

Одинцова посмотрела на Базарова. Горькая усмешка подергивала его бледное лицо. «Этот меня любил!» — подумала она — и жалко ей стало его, и с участием протянула она ему руку.

— Нет! — сказал он и отступил на шаг назад. — Человек я бедный, но милостыни еще до сих пор не принимал. Прощайте-с и будьте здоровы.

— Я убеждена, что мы не в последний раз видимся, — произнесла Анна Сергеевна с невольным движением.

— Чего на свете не бывает! — ответил Базаров, поклонился и вышел.

— Так ты задумал гнездо себе свить? — говорил он в тот же день Аркадию, укладывая на корточках свой чемодан. — Что ж? дело хорошее. Только напрасно ты лукавил. Я ждал от тебя совсем другой дирекции. Или, может быть, это тебя самого огорошило?

— Я точно этого не ожидал, когда расставался с тобою, — ответил Аркадий, — но зачем ты сам лукавишь и говоришь: «дело хорошее», точно мне неизвестно твое мнение о браке?

— Эх, друг любезный! — проговорил Базаров, — как ты выражаешься! Видишь, что я делаю; в чемодане оказалось пустое место, и я кладу туда сено; так и в жизненном нашем чемодане; чем бы его ни набили, лишь бы пустоты не было. Не обижайся, пожалуйста: ты ведь, вероятно, помнишь, какого я всегда был мнения о Катерине Сергеевне. Иная барышня только от того и слывет умною, что умно вздыхает, а твоя за себя постоит, да и так постоит, что и тебя в руки заберет, — ну, да это так и следует. — Он захлопнул крышку и приподнялся с полу. — А теперь повторяю тебе на прощанье. потому что обманываться нечего: мы прощаемся навсегда, и ты сам это чувствуешь. ты поступил умно; для нашей горькой, терпкой, бобыльной жизни ты не создан. В тебе нет ни дерзости, ни злости, а есть молодая смелость да молодой задор; для нашего дела это не годится. Ваш брат дворянин дальше благородного смирения или благородного кипения дойти не может, а это пустяки. Вы, например, не деретесь — и уж воображаете себя молодцами, — а мы драться хотим. Да что! Наша пыль тебе глаза выест, наша грязь тебя замарает, да ты и не дорос до нас, ты невольно любуешься собою, тебе приятно самого себя бранить; а нам это скучно — нам других подавай! нам других ломать надо! Ты славный малый; но ты все-таки мякенький, либеральный барич — э волату, как выражается мой родитель.

— Ты навсегда прощаешься со мною, Евгений? — печально промолвил Аркадий, — и у тебя нет других слов для меня?

Базаров почесал у себя в затылке.

— Есть, Аркадий, есть у меня другие слова, только я их не выскажу, потому что это романтизм, — это значит: рассыропиться. А ты поскорее женись; да своим гнездом обзаведись, да наделай детей побольше. Умницы они будут уже потому, что вовремя они родятся, не то что мы с тобой. Эге! я вижу, лошади готовы. Пора. Со всеми я простился. Ну что ж? обняться, что ли?

Аркадий бросился на шею к своему бывшему наставнику и другу, и слезы так и брызнули у него из глаз.

— Что значит молодость! — произнес спокойно Базаров. — Да я на Катерину Сергеевну надеюсь. Посмотри, как живо она тебя утешит!

— Прощай, брат! — сказал он Аркадию, уже взобравшись на телегу, и, указав на пару галок, сидевших рядышком на крыше конюшни, прибавил: — Вот тебе! изучай!

— Это что значит? — спросил Аркадий.

— Как? Разве ты так плох в естественной истории или забыл, что галка самая почтенная, семейная птица? Тебе пример. Прощайте, синьор!

Телега задребезжала и покатилась.

Базаров сказал правду. Разговаривая вечером с Катей, Аркадий совершенно позабыл о своем наставнике. Он уже начинал подчиняться ей, и Катя это чувствовала и не удивлялась. Он должен был на следующий день ехать в Марьино, к Николаю Петровичу. Анна Сергеевна не хотела стеснять молодых людей и только для приличия не оставляла их слишком долго наедине. Она великодушно удалила от них княжну, которую известие о предстоявшем браке привело в слезливую ярость. Сначала Анна Сергеевна боялась, как бы зрелище их счастия не показалось ей самой немного тягостным; но вышло совершенно напротив: это зрелище не только не отягощало ее, оно ее занимало, оно ее умилило наконец. Анна Сергеевна этому и обрадовалась и опечалилась. «Видно, прав Базаров, — подумала она, — любопытство, одно любопытство, и любовь к покою, и эгоизм. »

— Дети! — промолвила она громко, — что, любовь чувство напускное?

Но ни Катя, ни Аркадий ее даже не поняли. Они ее дичились; невольно подслушанный разговор не выходил у них из головы. Впрочем, Анна Сергеевна скоро успокоила их; и это было ей не трудно: она успокоилась сама.

Старики Базаровы тем больше обрадовались внезапному приезду сына, чем меньше они его ожидали. Арина Власьевна до того переполошилась и взбегалась по дому, что Василий Иванович сравнил ее с «куропатицей»: куцый хвостик ее коротенькой кофточки действительно придавал ей нечто птичье. А сам он только мычал да покусывал сбоку янтарчик своего чубука да, прихватив шею пальцами, вертел головою, точно пробовал, хорошо ли она у него привинчена, и вдруг разевал широкий рот и хохотал безо всякого шума.

— Я к тебе на целых шесть недель приехал, старина, — сказал ему Базаров, — я работать хочу, так ты уж, пожалуйста, не мешай мне.

— Физиономию мою забудешь, вот как я тебе мешать буду! — отвечал Василий Иванович.

Он сдержал свое обещание. Поместив сына по-прежнему в кабинет, он только что не прятался от него и жену свою удерживал от всяких лишних изъяснений нежности. «Мы, матушка моя, — говорил он ей, — в первый приезд Енюшки ему надоедали маленько: теперь надо быть умней». Арина Власьевна соглашалась с мужем, но немного от этого выигрывала, потому что видела сына только за столом и окончательно боялась с ним заговаривать. «Енюшенька! — бывало, скажет она, — а тот еще не успеет оглянуться, как уж она перебирает шнурками ридикюля и лепечет: «Ничего, ничего, я так», — а потом отправится к Василию Ивановичу и говорит ему, подперши щеку: «Как бы, голубчик, узнать: чего Енюша желает сегодня к обеду, щей или борщу?» — «Да что ж ты у него сама не спросила?» — «А надоем!» Впрочем, Базаров скоро сам перестал запираться: лихорадка работы с него соскочила и заменилась тоскливою скукой и глухим беспокойством. Странная усталость замечалась во всех его движениях, даже походка его, твердая и стремительно смелая, изменилась. Он перестал гулять в одиночку и начал искать общества; пил чай в гостиной, бродил по огороду с Василием Ивановичем и курил с ним «в молчанку»; осведомился однажды об отце Алексее. Василий Иванович сперва обрадовался этой перемене, но радость его была непродолжительна. «Енюша меня сокрушает, — жаловался он втихомолку жене, — он не то что недоволен или сердит, это бы еще ничего; он огорчен, он грустен — вот что ужасно. Все молчит, хоть бы побранил нас с тобою; худеет, цвет лица такой нехороший». — «Господи, Господи! — шептала старушка, — надела бы я ему ладанку на шею, да ведь он не позволит». Василий Иванович несколько раз пытался самым осторожным образом расспросить Базарова об его работе, об его здоровье, об Аркадии. Но Базаров отвечал ему нехотя и небрежно и однажды, заметив, что отец в разговоре понемножку подо что-то подбирается, с досадой сказал ему: «Что ты все около меня словно на цыпочках ходишь? Эта манера еще хуже прежней». — «Ну, ну, ну, я ничего!» — поспешно отвечал бедный Василий Иванович. Так же бесплодны остались его политические намеки. Заговорив однажды, по поводу близкого освобождения крестьян, о прогрессе, он надеялся возбудить сочувствие своего сына; но тот равнодушно промолвил: «Вчера я прохожу мимо забора и слышу, здешние крестьянские мальчики, вместо какой-нибудь старой песни, горланят: Время верное приходит, сердце чувствует любовь. Вот тебе и прогресс».

Иногда Базаров отправлялся на деревню и, подтрунивая по обыкновению, вступал в беседу с каким-нибудь мужиком. «Ну, — говорил он ему, — излагай мне свои воззрения на жизнь, братец: ведь в вас, говорят, вся сила и будущность России, от вас начнется новая эпоха в истории, — вы нам дадите и язык настоящий, и законы». Мужик либо не отвечал ничего, либо произносил слова вроде следующих: «А мы могим. тоже, потому, значит. какой положен у нас, примерно, придел». — «Ты мне растолкуй, что такое есть ваш мир? — перебивал его Базаров, — и тот ли это самый мир, что на трех рыбах стоит?»

источник